Топографически Канвон-до можно сравнить со Швейцарией. Большая часть этой европейской страны занята Альпами, так и Канвон-до простирается от гор Кымган-сан до горы Тхэбэк-сан, расположенной в самом центре хребта Пэкту-тэган, своего рода позвоночника Корейского полуострова. В эпоху, когда основой экономики было сельское хозяйство, гористая Канвон-до была не лучшим местом для жизни. В «Тхэнничжи» («Описание избранных деревень»), антропогеографическом труде позднего периода эпохи Чосон, её описывают так: «Земля здесь очень бедна, а почва камениста, поэтому, посеяв один “маль” (около 18 литров) семян, собирают около 12 “малей”». В наши дни ситуация примерно такая же. В то же время для социально и политически притесняемых граждан глухие горы провинции служили безопасным убежищем.

Возможно, для наглядности лучше обратиться к эпохе, когда центральное правительство взимало налоги натурой.В Канвон-до было всего два хранилища для зерна, сдаваемого в качестве налога, при этом они были гораздо меньше, чем в других регионах. Это касалось также размеров и количества судов, перевозивших зерно. Более того — как исключение, зерно, собранное в регионе Ёндон, разрешалась оставлять в провинции. Но эта мера почти перестала иметь смысл, когда в XVII веке была введена новая система налогообложения, по которой каждое домохозяйствооблагалось налогом исходя из площади угодья, при этом налог выплачивался только рисом. Тогда для безземельных или малоземельных крестьян налоговое бремя значительно уменьшилось.

В эпоху, когда страной правили конфуцианцы, считавшие проведение времени в горах способом воспитания духа, провинция Канвон-до была не более чем дорогой к горам Кымган-сан. Эти горы, которые сейчас стали частью Северной Кореи, в прошлом были настолько знамениты, что китайский поэт Су Донпо писал: «Жаль, что я не родился в Корё — так хочется увидеть горы Кымган-сан!» Однако даже для корёсцев побывать в этих горах было не простым делом. Чтобы отправиться туда на осле или в паланкине, требовалось сопровождение как минимум 4-х человек. И даже если поездка начиналась в Сеуле, на неё уходило около месяца. Так что люди со средним достаткомне могли и помыслить о таком путешествии.

И всё-таки люди продолжали страстно мечтать о горах Кымган-сан, и их продолжали посещать конфуцианцы, поэты, художники, которые жаждали очистить сознание, каждый по своим причинам. Как следствие, поездка в Кымган-сан стала излюбленной темой путевых записок в Корее того времени, при том, что их содержание в основном представляло собой банальное описание горных пейзажей, сдобренное личными впечатлениями. Известный литератор и художник XVIII века Кан Сехван в следующих строках обличал повальное увлечение этими горами:«Посещать горы — это благородное дело для человека, но любоваться горами Кымган-сан — исключительно вульгарное занятие».

Однако не все путевые заметки были заурядными.Поэма «Песня о путешествии на Восток» («Тонюга») неизвестного автора, написанная в поздний период Чосон, содержит живые описания увиденных автором во время путешествия сцен из повседневной жизни беднейшего слоя населения Канвон-до.

«Когда я ехал сюда из Чхорвона, я внимательно наблюдал, / как наползают друг на друга горные склоны с редким людским жильём, / как вскапывают твёрдую каменистую почву двойными лопатами, / как на постоялых дворах жгут сосновую смолу, потому что нет масла, / а комнаты едва согревает устроенный в углу глиняный очаг».

В XIX веке, в эпоху Наполеона, 85% населения Франции жило в ужасающих условиях, так что, видимо, в те времена бедность была проблемой не только жителей Канвон-до. Однако корейскому писателю начала XX века в период колониального правления Японии бедность людей его родной провинции не казалась чем-то обыденным.

Цвет ущие «имбирные деревья» и поля гречихи

В Понпхёне, где находится отчий дом писателя И Хёсока, как в его романах, повсюду гречишные поля.Ежегодно в сентябре, когда цветёт гречиха, здесь проходит посвящённый этому писателю фестиваль.

Писатель Ким Ючжон (1908—1937) был самым младшим сыном в богатой семье, которая поколениями жила в деревне Силле в Чунчхоне, в провинции Канвон-до. Он часто ездил в Сеул, где получал лучшее по тем временам образование. В возрасте 22 лет Ким Ючжон вернулся в родную деревню, где было около 50 дворов. За это время многое изменилось — его родители рано ушли из жизни, а старший брат, ведя разгульный образ жизни, растранжирил семейное состояние. Оставшийся без средств к существованию и для оплаты учёбы, разочарованный в любви и к тому же внезапно заболевший, Ким Ючжон вернулся домой с мыслью вернуть себе хотя бы часть состояния, пусть даже ценой иска к брату.

Однако его истощённое тело и душу утешили не остатки состояния, а цветущие «имбирные деревья» (линдера туполопастная), которые окрашивали в жёлтый цвет гору Кымбён-сан ранней весной, а также честные и открытые местные жители, особенно женщины, которые были «от рождения грубыми, но выносливыми» и лишёнными всякого «преувеличения или притворства».

«Самбуён», из серии «Хэакчонсинчхоп».Чон Сон. 1747 г. Шёлк, светлые краски. 31,4 см x 24,2 см.Для учёных «сонби» эпохи Чосон провинция Канвон-до зачастую была не более чем этапом на пути к горам Кымган-сан, но иногда необыкновенная красота этих мест заставляла их задерживаться. Вот и художник Чон Сон (1676—1759) по пути к Кымган-сану был поражён красотой водопада Самбуён в Чхорвоне и изобразил его на своей картине.

Восстанавливая силы на лоне родной природы в общении с односельчанами, Ким Ючжон сделал землянку на холме за семейным домом и открыл там вечернюю школу для деревенской молодёжи. Однажды соседка рассказала ему историю одной «тыльбёни» (женщина, переезжающая с места на место, торгующая выпивкой и флиртующая с покупателями), которая остановилась у неё дома на несколько дней, но потом исчезла. Эта история легла в основу его первого рассказа «Путешественница в горах».Так Ким Ючжон стал писателем с намерением описывать в своих произведениях невзгоды людей той эпохи.

Героями его рассказов стали люди, встреченные им в родной деревне: крестьянин, который, устав терпеть убытки от земледелия, мечтает отправить свою жену торговать выпивкой («Жена»); мужчина, который считает, что «мудрее копать землю в поисках золота, чем убиваться целый год, чтобы собрать всего лишь несколько мешков соевых бобов» («Поиски золота на бобовом поле»); и ещё один односельчанин, который, спасаясь от долгов и неурожая, «мыкается по свету в поисках лучшего места для жизни, перебираясь с одной горы на другую, таская за собой юную жену» («Проливной дождь»). Описывая с юмором и без прикрас жалкие жизни своих героев, писатель поднял корейскую литературу первой половины XX века на новый уровень.

Если творчество Ким Ючжона брало начало в осознании автором того, что стремительное обнищание села есть следствие систематического разграбления страны японским империализмом и массового появления крестьян-арендаторов, то И Хёсок (1907—1942), по мере того как реальность становилась всё более жестокой и угрожающей, стремился убежать от неё, чтобы укрыться в своём мире, наполненном красотой и эстетикой. В своём классическом эссе «Сжигая опавшие листья» писатель, родившийся в Понпхёне уезда Пхёнчхан-гун, пишет, что в запахе горящей листвы он чувствует аромат только что обжаренных кофейных зёрен и размышляет над тем, чтобы с наступлением зимы поставить ёлку и начать кататься на лыжах.

Это произведение было написано, когда уже второй год шла Японо-китайская война (1937—1945 гг.) и эксплуатация Японией колониальной Кореи достигла наивысшего предела.

Примечательно, что И Хёсока, считавшего, что «литература обладает магической силой показать прекрасную сторону даже самой ужасной и убогой человеческой жизни», почти не затронуло серьёзное давление японских властей, продвигавших политику культурной ассимиляции.По этой причине его произведение «Когда цветёт гречиха», считающееся шедевром корейской литературы, по-прежнему заслуживает глубокого разбора, с тем чтобы понять его путь от реализма, к которому писатель робко обращался в ранние годы, до чистого эстетизма в поздний период.

«Дорога как будто подвешена к середине холма. Наверное, уже перевалило за полночь, и среди полной тишины совсем близко, так, что, кажется, можно коснуться рукой, раздаётся дыхание луны, словно дышит какой-то зверь;стебли бобов и початки кукурузы, вымокнув в лунном свете, кажутся ещё зеленее. Середина горы вся засажена гречихой, и только что распустившиеся цветы под ласковым светом луны выглядят так, словно кто-то рассыпал соль, и от этого захватывает дух. Тёмно-красные стебли гречихи хрупки, как аромат; ослики шагают бодрой поступью». (Из рассказа «Когда цветёт гречиха».)

Чтобы воздать должное этим двум писателям, жители Канвон-до открыли Литературную деревню Ким Ючжона на его родине в деревне Силле, а в Попхёне, где находится отчий дом И Хёсока, — Музей творчества этого писателя.

Обычные дороги через перевалы в Канвон-до идут вверх и вниз на высоте около 1000 метров над уровнем моря. Водные потоки, берущие начало в высоких горах, в основном впадают в реку Хан-ган. До 1930-х годов Ханган использовали, чтобы доставлять лес из высокогорных областей, где были плохие дороги. Древесину из северных уездов Инчже-гун и Янгу-гун собирали у реки Пукхан-ган, а древесину из таких южных уездов, как Чонсон-гун, Пхёнчхан-гун и Ёнволь-гун, — у реки Намхан-ган, после чего брёвна вязали в плоты и сплавляли до Сеула. От уезда Инчже-гун до Чхунчхона сплавлялись сутки, от Чхунчхона до Сеула — неделю-две. Сплавщики леса, чтобы преодолеть усталость и скуку, пели «Ариран плотов» — вариант песни «Ариран провинции Канвон-до», к которой они добавили свои куплеты. На этих плотах часто отправляли в Сеул высококачественный фарфор, лекарственные травы и дрова из окрестностей Янгу и Пансана.

Река Пукхан-ган была также важным водным путём между Чхунчхоном и Сеулом. Суда, транспортирующие соль из Сеула или зерно, собранное в качестве налога из Канвон-до, пользовались им до начала 1940-х годов, когда повсюду начали строить плотины для ГЭС. Судоходство на реке прекратилось, зато в провинцию пришло электричество. А над речкой Нэрин-чхон, по которой раньше с песнями сплавляли плоты, с некоторых пор раздаются весёлые возгласы молодёжи, занимающейся рафтингом.

В то время как водные пути связывали провинцию с внешним миром — заснеженные дороги изолировалиеё, препятствовали любым контактам. Пробираться по горной дороге, проваливаясь по колено в снег, — занятие более отчаянное и трагическое, чем есть хлеб, смоченный слезами.Образ заснеженного пути часто используется в литературе и других видах искусства. В рассказе Хван Согёна «По дороге в Сампхо» три героя, сметённые волной индустриализации и ставшие бродягами, скитаются по заснеженным дорогам в поисках неизвестного места под названием Сампхо. А в фильме «Заснеженная дорога», рассказывающем о жизни девушек, которые были сексуальными рабынями японских солдат во время Второй мировой войны, показывается, как они возвращаются домой, пробираясь через засыпанную снегом берёзовую рощу в уезде Инчже-гун на фоне бесконечных пиков перевала Тэгвал-лён.

После частичного открытия в 1971 году скоростная автомагистраль Ёндон была полностью открыта в 1975 году и дошла до Каннына. С этого времени горные дороги провинции стали превращаться в пешеходные тропы для любителей походов в горы. Тогда же часть побережья Восточного моря, которая прежде была зоной с ограниченным доступом, начала преобразовываться в общественные пляжи. В 1970-х годах песню «Китовая охота» Сон Чхансика, звучавшую в фильме «Марш дураков», молодёжь с надрывом пела под гитару. Припевом песни была строчка:«Ну, давай уедем к Восточному морю!». В те времена для молодых людей особым шиком было отправиться во время летних каникул на пляжи Восточного моря, взяв с собой нехитрую экипировку для кемпинга, при этом было не важно — вёз ли тебя к месту назначения поезд, ползущий по ущельям и горным склонам, или автобус, мчавшийся по автомагистрали.

В год открытия автомагистрали Ёндон было также завершено строительство лыжного курорта Ёнпхён, ставшего центром зимних видов спорта. Прошлым летом там, на самой вершине, прошла церемония, во время которой люди молились об успехе Зимней Олимпиады-2018 в Пхёнчхане.

На побережье Восточного моря в Канвон-до много мест, откуда можно любоваться восходом солнца. Для корейцев Восточное море — это не просто море. Это — пространство, исполненное торжественности и исторической значимости, а равно и место отдыха, где можно испытать ощущение полной свободы, вырвавшись из пут повседневности.

В декабре 2016 года во время одной из демонстраций за отставку тогдашнего президента, в которой приняло участие более 2 миллионов человек, певица Хан Ёнэ своим низким хриплым голосом исполнила песню «Моя страна, мои соотечественники», которая начинается следующими строками:«Взгляни, над Восточным морем всходит солнце. / На кого оно прольёт свои палящие лучи? / На нас, ибо мы обрели благородную чистоту / в ходе кровавой борьбы».

Слова этой песни были написаны в 1970-х годах Ким Минги, который в студенческие годы написал ставшую классической песню сопротивления «Утренняя роса».А слова песни «Китовая охота» написал находившийся тогда в зените славы молодой писатель Чхве Инхо. По иронии судьбы период популярности этих песен совпал со строительством автомагистрали Ёндон, вне зависимости от того, считаем ли мы её символом индустриализации, ускорившей развитие экономики, или продуктом диктатуры развития.

Поскольку все дороги, пересекающие Канвон-до, сбе- гают к Восточному морю, для корейцев это не просто море. Само по себе оно своего рода религия. Только приняв эту точку зрения, можно понять и разделить чувства людей, которые, преодолев перевалы хребта Пэкту-тэган — Тэгвал-лён, Ханге-рён и Миси-рён, испытывают ощущение освобождения от тягот повседневной жизни в момент встречи с Восточным морем, или тех, кто мчится всю ночь по автомагистрали, чтобы потом в нетерпении бродить по берегу моря в ожидании первого восхода солнца в новом году.

Ну вот, настройка окончена. Теперь самое время послушать песню.